Гонение на христиан в правление императоров Траяна и АдрианаИмператор Траян (98–117 гг.) считается лучшим правителем империи; тем не менее, он был гони-телем христиан, так как смотрел на них со своей точки зрения. Заботясь о спокойствии в империи, Траян в 99 году возобновил закон, запрещавший тайные общества. Этот закон прежде всего касался христиан, так как о них в языческом мире составилось уже мнение, как о людях, принадлежащих к тайному обществу, кроме того, богослужебные собрания христиан, происходящие по большей части в ночное время и в местах, ни для кого не доступных, по мнению римской администрации, составляли прямое нарушение упомянутого закона. Поэтому, наблюдая за точным выполнением закона, правители областей считали своею обязанностью преследовать христиан, как нарушителей его. Кроме закона против тайных обществ, касавшегося христиан косвенным образом, Траян в 104 году издал еще положительный закон относительно их. Повод к изданию его был следующий. Правитель Вифинии и Понта, Плиний Младший, на основании закона 99 года, делал в своей области розыски о христианском обществе. Когда оказалось слишком много принадлежащих к этому обществу, особенно же, когда язычники подали ему безымянный донос со списком христиан, Плиний недоумевал, как поступить в этом случае, и обратился за разъяснением к императору. В своем докладе он, между прочим, писал, что, по его расследованию, ничего особенно преступного в христианах не оказалось, кроме "суеверия грубого и безмерного", почему он слишком упорных в этом суеверии (т. е. христианстве) казнил, а отказавшихся от него (т. е. от христианства) отпускал, в заключение же доклада спрашивал императора, нужно ли наказывать христиан, за самое имя "христианин, или только тогда, когда они окажутся виновными в других определенных преступлениях". В ответ на этот доклад Траян послал Плинию эдикт, который затем сделался обязательным для всех областных правителей. "В судопроизводстве над теми, которые представлены к тебе, как христиане, – писал он, – ты поступал, как должно. Вообще, нельзя постановить одного правила, которое служило бы определенною нормою для всех случаев. Разыскиваемы они не должны быть; если же их представляют и обвиняют, они должны быть наказываемы, впрочем, так, что если кто не признает себя христианином и подтвердит это самым делом, т. е. поклонением нашим богам, хотя бы и прежде был подозреваем в непочитании их, тот получает прощение за раскаяние. Безымянные же доносы не должны иметь места ни в каком судопроизводстве, так как это может произвести дурные последствия и должно быть чуждо нашего времени". Таким образом, Траян признал принадлежность к христианству государственным преступлением, подлежащим наказанию. Правда, по своим административным соображениям, он смягчил несколько суровость своего решения, запретив разыскивать христиан и принимать на них безымянные доносы, но это мало облегчило их участь, так как теперь каждый из язычников на законном основании мог возбуждать против них судебное преследование. Так, действительно, и было: фанатики из язычников, особенно же жрецы, начали открыто и настойчиво привлекать христиан к судам, по решению которых их и предавали смертной казни. В гонение Траяна, в числе многих других, претерпели мученическую смерть Симеон, еп. иерусалимский, стадвадцатилетний старец, сын Клеопы и преемник Иакова Праведного по кафедре и Игнатий Богоносец, еп. антиохийский. После победы над даками Траян, сокрушив союзников их – парфян и армян, посетил великолепную столицу Азии – Антиохию. Вступление Траяна в Антиохию, как и повсюду, сопровождалось возбуждением народных чувств и страстей и грозило великими бедствиями христианам. Действительно, вскоре по прибытии в Антиохию Траян издал указ о строжайших наказаниях тем, кто не будет участвовать в торжественных жертвоприношениях и празднествах в честь богов – покровителей римской державы. Без сомнения, этот указ был вызван ненавистью к христианам языческого населения Антиохии, да и сам Траян, несмотря на все свое благодушие, не мог дружелюбно смотреть на людей, уклонявшихся от участия в празднествах по случаю его побед. Игнатий, как добрый пастырь, не колеблющийся положить душу свою за овцы своя, явился к императору с ходатайством за христиан. Траян высокомерным взглядом окинул старца, бестрепетно стоявшего пред ним. "Кто ты, злобный демон? – воскликнул Траян. – И как ты осмеливаешься пренебрегать нашими повелениями и учишь других стремиться к погибели". – "Никто не в праве называть злобными демонами Богоносца, – возразил Игнатий. – Демоны в рабах Божиих не обитают". – "Кто же такой Богоносец?" – насмешливо спросил Траян. "Тот, кто носит Христа в сердце своем". – "Разве ты полагаешь, что мы не имеем также в сердцах своих богов, помогающих нам против врагов?" – "Обольщаешься, называя богами демонов народных. Только один Бог, сотворивший небо, землю, море и все, что в них, – один только Христос Иисус, единородный Сын Божий. Да наслажусь я вскоре в царствии Его!" – воскликнул Игнатий с одушевлением. "Ты говоришь о Том, Который распят был при Понтии Пилате?" – "Да, о Том, Который вознес на крест грех и сокрушил вместе с тем грехоначальника, о Том, Кто, осуждая всякое заблуждение и всякое зло, покорил их под ноги тех, которые носят Его в сердце своем". – "Итак, ты носишь в сердце Распятого?" – "Да, по написанному: "Вселюся в них и похожду"..." Допрос был кончен, и Траян определил: "Повелеваем, чтобы Игнатий, который говорит, что носит в себе Распятого, прикован был к воинам и отведен в великий Рим на съедение там зверям для удовольствия народа". Христиане в Риме были уже извещены о скором прибытии Игнатия. Многие выражали мысль о необходимости принятия мер для предотвращения готовившейся ему участи. Узнав об этом, Игнатий обеспокоился и прислал римским христианам трогательное послание: "Боюсь любви вашей, чтобы она не принесла мне вреда... Не делайте для меня ничего... Только просите мне у Бога внешней и внутренней силы, чтобы я не назывался только христианином, но и на самом деле был... Я пишу всем церквам и всем свидетельствую, что добровольно умираю за Бога, если только вы не воспрепятствуете... Умоляю вас: не оказывайте мне неуместной любви. Оставьте меня сделаться пищею зверей и посредством их достигнуть Бога, я – пшеница Божия: пусть измелют меня зубы зверей, чтобы я сделался чистым хлебом Божиим... Простите меня, я знаю, что для меня полезно... Ни видимое, ни невидимое, – ничто не удержит меня прийти к Иисусу Христу. Огонь и крест, толпы зверей, рассечение, расторжение, раздробление костей, отсечение членов, сокрушение всего тела, лютые муки диавола пусть прийдут на меня, – только бы достигнуть мне Иисуса Христа. Его ищу, умершего за нас, Его желаю, за нас воскресшего... Хочу быть Божиим: не отдавайте меня миру. Пустите меня к чистому свету... Живой пишу вам, горя желанием смерти..." В собраниях римской Церкви с благоговением читали эти изумительные строки, и римские христиане с нетерпением ждали Богоносца. Узнав об его приезде, они поспешили к нему навстречу. Увидав его, со слезами бросились перед ним на колени, на том самом месте, где теперь стоит церковь св. Павла. Вскоре прибыл в Рим и сам Траян. Ослепительно роскошны были триумф победителя даков, игры и зрелища, которыми державный город отпраздновал возвращение своего властелина. Говорят, что зрелища продолжались сто двадцать три дня сряду; на них было убито 11.000 хищных зверей, и билось 10.000 гладиаторов... Во время этих празднеств пострадал и св. Игнатий. Громадный амфитеатр полон зрителей. На нижних рядах непосредственно за ареной восседают главы древних аристократических родов и вельможи в своих официальных одеждах, жрецы и весталки. Среди них – в своей великолепной ложе император с блестящей свитой. Вот подле него восточные князья в высоких шапках и широких пестрых одеждах, усеянных драгоценными камнями, немецкие конунги исполинского роста, посланники и т. д. Сотни тысяч зрителей покрывают мраморные скамьи, возвышающиеся над этими первыми рядами мест, широко расходящимися кругами. Глазом не окинешь этого громадного моря людей. Гул и шум многотысячной толпы стоит в воздухе, и все звучит хвалебными возгласами виновнику торжества. Разноцветный отблеск разливается внутри здания от солнечного света, проникающего чрез огромный цветной навес из пестрой ткани. Фонтаны с арены мечут вверх до изумительной высоты струи благовонной воды и, прохлаждая воздух, наполняют его благоуханием. Раздается шумная, оглушительная музыка. Все здесь соединено для того, чтобы опьянить, потрясти душу зрителя и усыпить все нравственные побуждения. Для этой цели сделаны громадные затраты: "рядом со зрелищами самого возмутительного свойства пущено в ход волшебное великолепие постановки, ряд беспрестанных эффектных перемен, вся прелесть неизмеримого, своеобразного и грандиозного, чтобы не только удовлетворить, но и превзойти ожидания избалованного и в высшей степени зазнавшегося населения столицы". Зрелище открывается торжественным шествием чрез арену гладиаторов в праздничных одеждах. В рядах их громко раздается приветствие властителю мира: "Хвала тебе, император! Идущие на смерть шлют тебе привет свой". Однообразный звук труб дает знак к битве острым оружием. Сверкают мечи, льется человеческая кровь при громе труб и рогов, при пронзительном свисте свирелей и флейт... Сотни тысяч зрителей напряженно следят за ходом боя, движимые одною страстью, доходившею до неистовства. Они хлопают в ладоши, кричат изо всех сил, наклоняются вперед, машут платками и одеждами, скрежещут зубами, грозят, кривляются, спорят, бранятся, издают крики восторга и победы... "Убей его, хлещи, жги! Чего он так боится меча! А этот что так вяло наносит смертельный удар?! Зачем он так лениво умирает?" Вот новое зрелище. Являются звери. Природная свирепость их увеличена сильно раздражающими средствами. Их подгоняют хлопанием бича, наносят раны острыми орудиями, горящими головнями. Львы и пантеры, медведи и зубры в бешенстве терзают друг друга. Страшный рев заглушает музыку... Вдруг весь амфитеатр точно замирает. На арену являются христиане... Взоры всех обратились к восточной двери, чрез которую воины ввели престарелого, старого до изнеможения человека. Белые, как снег, волосы его спадали на бледное лицо, но его взор ясен, тверд, движения медленны, но величавы. Старец тихо приблизился к императорской галлерее. Распорядитель игр, пораженный его мужественным героизмом, сказал ему почти ласковым тоном: "Как это ты остался жив после столь утомительного путешествия в оковах? Поспеши хотя теперь исполнить волю императора, поклонись богам, и я немедленно прикажу освободить тебя". – "Я не боюсь смерти, – с спокойным величием сказал старец, – не боюсь мук, как бы ни были они ужасны, и ни за какие блага мира не изменю моему Богу. Он – единый и великий. Ему одному поклоняюсь и Его единого до последнего моего вздоха буду славить и благодарить". – "Привязать этого горделивца и спустить на него львов!" – раздался резко-повелительный голос. "Римляне, я умираю за истинную веру, не совершив никакого злодеяния! – воскликнул Игнатий. – Вы же смотрите и помните, что Бог дает силу умирать лютою смертию тем, которые знают Его и любят Его". И старец пал на колени, скрестив руки на груди и возведя горевший небесною радостию взор к небу. Громадные львы, прянув из темного карцера на озаренную ярким светом арену, вдруг остановились и прищурили глаза. Весь амфитеатр, среди гробового молчания, точно тяжко вздохнул, пораженный зрелищем... Звери бросились к своей жертве... Ночь. Бледный лик луны озаряет кротким сиянием опустевший и безмолвный цирк. Таинственно глядят теперь на арену темные своды и галлереи. Три тени, крадучись, тихо пробираются по арене. Почти на самой середине ее, недалеко от императорской ложи, они опустились на колени, разостлали белую пелену и стали благоговейно собирать в нее кости и песок, смоченный кровию... То были три христианина – спутники Игнатия от Антиохии до Рима... Закон Траяна относительно христиан действовал и при его преемнике Адриане (117–138). Поэтому, гонение на христиан продолжалось и в правление этого императора, с тою только разницею, что Адриан старался ограничить самоуправство черни по отношению к гонимым. Пользуясь тем, что Адриан своим посвящением в эллинские мистерии заявил себя ревностным почитателем языческой религии, чернь, подстрекаемая жрецами, перестала стесняться формальным судопроизводством над христианами и часто требовала, особенно во время больших праздников, немедленной казни их без суда. Подобное положение дел дало повод к изданию нового закона относительно христиан. Вследствие представления проконсула Малой Азии, Серенния Граниана, Адриан издал на имя преемника его, Минуция Фундана, эдикт, которым повелевалось принимать на христиан только формальные доносы, а на крики толпы не обращать внимания, и, если после судебного разбирательства, обвинения подтвердятся, наказывать христиан, если же нет, то подвергать наказанию обвинителя, как клеветника. Изданию такого, отчасти благодетельного для христиан, закона содействовали апологии Кодрата, христианского писателя, и Аристида, христианского философа, которые они представили императору. При Адриане в первый раз являются защитники христиан. При этом императоре в Риме пострадали св. София и дочери ее Вера, Надежда, Любовь. Оставшись вдовою, София вела жизнь благочестивую, в благочестии воспитала и дочерей своих. Вера была 12 лет, Надежда 10, Любовь 9. Дочери были послушны матери, исполняли все домашние работы и предавались молитве и чтению священных книг. Донесли императору, что София и ее дочери отвергают отечественную веру, а исповедуют христианскую. Император потребовал всех их к себе. Святые поняли, для чего зовут их к государю, помолились Богу о помощи пострадать за веру и без страха предстали царю. Император отправил их под надзор одной женщины. Тут св. София старалась подготовить и подкрепить дочерей к предстоящему им мученическому подвигу. "Настал час вашего веселья, – говорила она дочерям, – и вы будете венчаться мученическим венцом с любезным Женихом своим и войдете с Ним в пресветлый чертог Его. Не жалейте своей молодости и не скорбите о лишении жизни. Когда царь будет ласкать вас и обещать вам славу и богатство, не соблазняйтесь. Вы покажете себя истинными моими дочерями". Царь скоро потребовал мучениц на суд. "Если послушаете меня и поклонитесь богам нашим, то будете мне вместо родных дочерей, я полюбил вас и не хочу вашей смерти", – говорил отроковицам царь. Но они отвечали: "У нас отец – Господь. Мы хотим Его любви и желаем называться Его детьми. Ему мы поклоняемся и за Него готовы умереть". Адриан велел мучить Веру, но Господь хранил ее среди мучений, так что мучитель не знал, что делать с нею, и приказал умертвить мечом. Она простилась с матерью и сестрами и с радостью приняла смерть. Тогда царь обратился к Надежде, та сказала ему: "Разве я рождена не от той же матери? Разве я не сестра той, которую ты убил? И я готова умереть за Христа". Ее начали мучить, и она оставалась также невредимою среди мучений. Простившись с матерью и сестрою и сказав сестре: "И ты не отстань от нас, чтобы всем нам вместе предстать к Господу", – скончалась под мечом. Царь начал ласкать десятилетнюю Любовь, но она смело отвергла его ласки. Царь приказал отроковицу посадить в разженную печь. Но она сама вошла туда с молитвою и осталась невредимою. И ее умертвили мечом. Св. Софию не умертвил царь, а оставил в живых, вероятно, с целию, чтобы она мучилась лишением дочерей. Св. София погребла тело дочерей-мучениц и на 3 день сама скончалась. |